О Рождении Христа размышляет насельник Тихвинского монастыря с.Паздеры (Удмуртия) иеромонах Ефрем (Метс).
Сын Божий
Одно из важнейших пророчеств о рождении Христа звучит так: «Ибо младенец родился нам — Сын дан нам». (Ис.9:6) Сын Божий стал человеческим младенцем и дан нам. Удивительно то, что Бог становится полностью беззащитным и зависимым от людей. Такое доверие и вверение Себя человеку абсурдно и безумно с человеческой точки зрения.
Ладно бы Бог отдал Себя сильной и богатой семье, чтобы не обременять людей и не выводить их из зоны комфорта Своим присутствием, но Он вручает Себя нищим и слабым Иосифу и Марии. Христос-Младенец в деревянных яслях видится также как и распятый на деревянном Кресте – в бессилии и одновременно в полном доверии людям и Богу.
А дальше Бог становится проблемой для Святого Семейства: начиная с отсутствия места в гостинице до покушения на убийство Ребёнка. Эти ситуации могут родить одну единственную мысль: может избавиться от Ребёнка?
Ведь они живут в режиме выживания, без удобств и комфорта. Нужно просто, куда-нибудь деть Ребёнка, например, отдать другим родственникам. А может быть отнести сразу Ироду и спокойно вернуться домой и жить, как жили? А может самим Его утопить где-нибудь, пока никто не видит? Нам своих проблем хватает, ещё тут лишний рот!
Тема убийства детей возникает ещё в библейской книге Исход:
«Царь Египетский повелел повивальным бабкам Евреянок, из коих одной имя Шифра, а другой Фуа, и сказал: когда вы будете повивать у Евреянок, то наблюдайте при родах: если будет сын, то умерщвляйте его, а если дочь, то пусть живет. Но повивальные бабки боялись Бога и не делали так, как говорил им царь Египетский, и оставляли детей в живых».
(Исх.1:15-17)
Страх Божий побеждает страх человеческий и не позволяет бабкам убивать детей. Климент Александрийский пишет:
«Страх Божий – это не значит бояться Бога, это значит бояться потерять Его».
Парадигма ситуации Марии и Иосифа заключена в том, что избавиться от Младенца означает избавиться от Бога, ибо Он Богомладенец. А всё, что с ними происходит перед родами и после них, не просто говорит, а именно кричит во всю глотку: избавься от ребёнка! Ты не выдержишь! Ты не вынесешь трудностей и скорбей! Тебе никто не поможет! Жизнь станет легче и т.д. Но Бог для Марии и Иосифа оказывается дороже личной жизни.
Популярный сюжет в литературе, как принц переодевается в бедняка и испытывает своих подданных на милосердие, имеет реальное укоренение в Священной истории.
Становясь беззащитным Младенцем, Бог как бы говорит: можете делать со Мной всё, что захотите! Бога не впускают в гостиничные номера, ибо жизнь уже устроена так, что Он не вписывается в неё. Как сказал учёный Лаплас Наполеону:
«Я не нуждаюсь в гипотезе Бога». Ирод же нуждался в том, чтобы Бога убить, ибо на «троне жизни» нет места двоим. Если я Бог, то другого Бога быть не может, и Он должен быть умерщвлён. Есть ещё один путь: стать родителем Богу. Может быть, это покажется странным, но Христос называет себя «Сыном человеческим», что означает не только Его человеческую природу, но и Его позицию по отношению ко всякому христианину.
Отсюда становятся понятны Его слова:
«ибо кто будет исполнять волю Божию, тот Мне брат, и сестра, и матерь». (Мк.3:35)
Возрастание веры – это воспитание и взращивание Христа в себе. Этот рост происходит совместно: «доколе все придем в единство веры и познания Сына Божия, в мужа совершенного, в меру полного возраста Христова». (Еф.4:13)
И Бог даёт такую власть над Собой, чтобы я потом передал Ему власть надо мной. Мистический предел христианского совершенства выглядит так: «и уже не я живу, но живет во мне Христос». (Гал.2:20)
И опять возникает тема смерти вифлеемских младенцев.
И эта мать могла спать?
Смерть детей – это то, что человека больше всего соблазняет и отрывает от Бога, то, что может излечить только Сам Бог.
В «Братьях Карамазовых» Достоевский влагает в уста Ивана наиболее страшную картину как доказательство равнодушия Божия к ребёнку:
«Тут именно незащищенность-то этих созданий и соблазняет мучителей, ангельская доверчивость дитяти, которому некуда деться и не к кому идти, – вот это-то и распаляет гадкую кровь истязателя.
Во всяком человеке, конечно, таится зверь, зверь гневливости, зверь сладострастной распаляемости от криков истязуемой жертвы, зверь без удержу, спущенного с цепи, зверь нажитых в разврате болезней, подагр, больных печенок и проч. Эту бедную пятилетнюю девочку эти образованные родители подвергали всевозможным истязаниям.
Они били, секли, пинали ее ногами, не зная сами за что, обратили всё тело ее в синяки; наконец дошли и до высшей утонченности: в холод, в мороз запирали ее на всю ночь в отхожее место, и за то, что она не просилась ночью (как будто пятилетний ребенок, спящий своим ангельским крепким сном, еще может в эти лета научиться проситься), – за это обмазывали ей всё лицо ее калом и заставляли ее есть этот кал, и это мать, мать заставляла!
И эта мать могла спать, когда ночью слышались стоны бедного ребеночка, запертого в подлом месте!
Понимаешь ли ты это, когда маленькое существо, еще не умеющее даже осмыслить, что с ней делается, бьет себя в подлом месте, в темноте и в холоде, крошечным своим кулачком в надорванную грудку и плачет своими кровавыми, незлобивыми, кроткими слезками к «боженьке», чтобы тот защитил его, – понимаешь ли ты эту ахинею, друг мой и брат мой, послушник ты мой Божий и смиренный, понимаешь ли ты, для чего эта ахинея так нужна и создана!
Без нее, говорят, и пробыть бы не мог человек на земле, ибо не познал бы добра и зла.
Для чего познавать это чертово добро и зло, когда это столького стоит? Да ведь весь мир познания не стоит тогда этих слезок ребеночка к «боженьке».
Я не говорю про страдания больших, те яблоко съели, и черт с ними, и пусть бы их всех черт взял, но эти, эти! Мучаю я тебя Алешка, ты как будто бы не в себе. Я перестану, если хочешь».
Иеромонах Ефрем (Метс)
Мужчины мучили детей.
Умно. Намеренно. Умело.
Творили будничное дело,
Трудились — мучили детей.
И это каждый день опять:
Кляня, ругаясь без причины…
А детям было не понять,
Чего хотят от них мужчины.
За что — обидные слова,
Побои, голод, псов рычанье?
И дети думали сперва,
Что это за непослушанье.
Они представить не могли
Того, что было всем открыто:
По древней логике земли,
От взрослых дети ждут защиты.
А дни всё шли, как смерть страшны,
И дети стали образцовы.
Но их всё били.
Так же.
Снова.
И не снимали с них вины.
Они хватались за людей.
Они молили. И любили.
Но у мужчин «идеи» были,
Мужчины мучили детей.
Я жив. Дышу. Люблю людей.
Но жизнь бывает мне постыла,
Как только вспомню: это — было!
Мужчины мучили детей!
(Стихи Наум Коржавин)
