Насельник Тихвинского монастыря с.Паздеры (Удмуртия) иеромонах Ефрем (Метс) изложил очень сложную тему: Катафазис и апофазис — простым языком.
Попробую изложить очень сложную тему, кому зайдёт – тому зайдёт. Сократ говорил: «Я знаю, что ничего не знаю», Людвиг Витгенштейн писал: «О чём невозможно говорить, о том следует молчать», а в «Царевне-лягушке» провозглашается: «Ни в сказке сказать, ни пером описать».
Что объединяет все эти высказывания? Оказывается, человек встретившись с иной реальностью, переживает такое удивление, в котором знание превращается в незнание, речь в молчание, а образы во мрак. Всё потому, что нет в земном мире какого либо подобия этой реальности. Метод описания такой реальности называется апофатизм, что в переводе с греческого означает «отрицание». Апофатизм отрицает, прежде всего, человеческий язык и понятия, которые не способны рассказать об этом опыте.
Если встретите человека, который знает ответы на все вопросы, то знайте, у человека отсутствует апофатическое сознание и опыт, он находится в выдуманной и закрытой реальности. Самый яркий пример в Библии людей с таким сознанием – это друзья Иова. Иов просил друзей погрузиться и перейти в иное состояние: «О, если бы вы только молчали! это было бы вменено вам в мудрость». (Иов.13:5) Он им как бы говорит, что сейчас творится Тайна недоступная вам, прекратите рассуждать и умолкните. Они не послушались, и Бог вменил им это в грех, который пришлось Иову вымаливать.
Главная заповедь, которая учит человека смиряться перед Тайной, звучит так: «Не делай себе кумира и никакого изображения…»(Исх.20:4)Это означает запрет на воображение Бога в уме. Если спросят: на кого похож Бог? Ответ: ни на кого и ни на что! Отсюда и запрет в аскетике, что бы во время молитвы представлять Бога в уме. Высшая точка христианского апофатического богословия утверждает: Бога нет! Т.е. Бог существует настолько иначе, настолько по-другому, что в нашем смысле Его нет, но в этом отрицании происходит смысловая инверсия: Бог очень-очень есть! Именно этому апофатическому сознанию и опыту должен научить Ветхий Завет.
Если это так, то что вообще тогда можно говорить, писать или изображать? Если апофазис – это отрицание, то противоположное состояние называется – катафазис, что переводится с греческого как «утверждение». Что о Боге мы можем тогда утверждать?
И здесь входит в историю боговоплощение и Евангелие, в котором Иоанн Богослов пишет: «Бога не видел никто никогда (апофазис); Единородный Сын, сущий в недре Отчем, Он явил (катафазис)». (Иоан.1:18) В человечестве Христа, согласно «Ареопагитикам», Пресущественный явился в человеческой сущности, не переставая быть сокровенным в самом этом явлении. Только во Христе мы обретаем всю парадоксальную полноту богопозания. Об этом замечательно написал Сергей Аверинцев, комментируя Дионисия Ареопагита: «…Иисус, богоначальнейший ум и сверхсущностный, всяческого священноначалия, освящения и богоделания Начало, и Сущность, и богоначальнейшая Сила». Но все дело в том, что «сверхзадача» этих слов – вовсе не в выговаривании, но в выразительном замолкании, во внушении читателю чувства выхода за слово. «Мы погружаемся во мрак, который выше ума, и здесь мы обретаем уже не краткословие, а полную бессловесность». Перед нами парадокс словесной «бессловесности» и на редкость многоречивого «молчания».
Бог есть Любовь, Бог есть Свет, Бог есть Отец – эти катафатические имена Бога означают, что именно во Христе мы становимся причастными к этим божественным энергиям через заповеди, догматы и Таинства. Бог «по неизреченной благости,- замечает в этой связи прп. Иоанн Дамаскин,- благоволил называться сообразно с тем, что свойственно нам, для того, чтобы мы не были совершенно непричастными узнаванию Его».
Но весь катафазис должен рождаться из глубины апофазиса: Апофатическое богословие является всецелым духовным устроением подвижника, восходящего к Богу, стремящегося к единению с Ним, к обожению, очищающего свою душу от страстей, оказывается установкой, которая должна реализовываться всей жизнью и аскетическим подвигом. В этом аспекте Апофатическое богословие отцов выражается не в сухих философских категориях, а в превосходящих их библейских символах. Важнейшим образом в Священном Писании для святых отцов является восхождение Моисея на «гору боговедения», где во мраке он встречает Бога. Образ Моисея, приближающегося к Богу в Синайском мраке, становится у отцов излюбленным образом непознаваемости Божественной природы человеческим опытом.
Героя рассказа Носова Незнайку можно уподобить апофазе, а Знайку катафазе. Очень важно, что именно Незнайка главный герой, а Знайка на вторичных ролях. Знайка конструирует ракету, но летит за пределы земли именно Незнайка. Знание о Боге создаёт догмат, но практическое восхождение совершает незнание. Только в Христианстве апофазис и катафазис имеют подлинное единство, какое имеют во Христе божественная и человеческая природа.
Иеромонах Ефрем (Метс)
Другие статьи этого автора:
«Ёжик в тумане» — евангельский взгляд на советский мультфильм
Карлсон сквозь «библейские очки»
Не знаю сам, какой тропоювошел я в край сей заповедный,не знаю, где я, но не скрою,что в этот миг мой разум бедный,покинув мир немой и бледный,вкусил неведенья такого,что выше знания любого.
Объяло истинное знаньевесь мир, Всевышним сотворенный.Так, в одиночестве, в молчанье,его узрел я и, плененный,стал как младенец несмышленый,коснувшись таинства такого,что выше знания любого.
Был поглощен я столь всецело,что на вершине отчужденьялюбое чувство онемело,ушло любое ощущенье,когда достиг я постиженьянепостижимого — такого,что выше знания любого.
Сей пилигрим, по Божьей воле,сам от себя освободитсяи все, что он узнал дотоле,во прах и пепел обратится.столь возрастет, что умалитсявдруг до неведенья такого,что выше знания любого.
Чем больше познает, немея,ум, тем он меньше постигаетсей пламень, ведший Моисея,свет, что в полуночи сияет,но тот, кто все ж его познает,вкусит неведенья такого,что выше знания любого.
Его вершина недоступна,и нет науки, овладевшейтем высшим знаньем целокупноиль превзойти его сумевшей.Но сам себя преодолевший,вкусит неведенья такого,превыше став всего земного.
И, коль желаешь ты ответа — что тайна высшая скрывает? -скажу: благое знанье этосуть Божества собой являет.Нам Божья милость позволяетвкусить неведенья такого.что выше знания любого.
Стихи: Хуан де ла Крус (1542 — 1591),
Перевод: Л.Винаровой