Вина и стыд
После вкушения запретного плода Адам и Ева одновременно испытывают вину перед Богом, прячась от Него между деревьями Рая, и стыд друг перед другом, так что «сшили смоковные листья, и сделали себе опоясания». (Быт.3:7)
В библейском контексте стыд и вина идут рука об руку, причём вина в первую очередь перед Богом, а стыд перед людьми. Это хорошо показано в евангельской притче, которая начинается со слов: «в одном городе был судья, который Бога не боялся и людей не стыдился». (Лк.18:2)
Рут Бенедикт определила Японию как «культуру стыда». Поскольку Япония не знала Единого Бога, то основным контролёром поведения личности является общество (семья-сословие-государство). Это же самое произошло в России после 1917 года.
После «отмены Бога» Его функции берёт на себя Советская власть, отныне стыд и вину человек должен испытывать только перед обществом-партией. Отсюда бесконечная практика публичных собраний с судебной функцией, «поркой» и обличениями за всякие провинности, в том числе алкоголизм, развод и т.п. И перед этим же собранием, соответственно, и покаяние. В фильме «Афоня» это можно увидеть.
Бывший зэк и беспутный сантехник
Бывший зэк Егор Прокудин из «Калины красной» и беспутный сантехник Афанасий Борщов из «Афони» плевать хотели на общество. Их не проймёшь стыдом, они не хотят идеологического исправления, чтобы понравиться обществу, поскольку честны перед собой. Дело в том, что для «культуры стыда» человеческое сердце не имеет значения, ей не важны помыслы и душевные переживания, её интересует только правильное поведение и правильные слова, соответствующие идеологии.
Именно поэтому, лицемерие в таких культурах является не пороком и грехом, а нормой и образцом. Например, люди, пожившие в Японии, удивляется этой бытовой норме. Так если нет Бога-Сердцеведца, то какая разница, о чём я думаю?!
Прокудин и Борщов не хотят быть лицемерами, потому идут по пути своего сердца, в котором рождается жажда греха. Они грешат как могут, пытаются утолить свою экзистенциальную жажду. Несмотря на то, что оба эти фильма об одном, но облечёны они в разную форму: Борщов в комедию, а Прокудин в драму.
Исход в прошлое
«Праздника хочу» — повторяет Прокудин, а Борщов живёт как будто постоянный праздник. Но щемящая тоска и бессмысленность сопровождают героев, они оба ищут покой и смысл в этой жизни, но не могут его найти. Общество не может и его стремления не могут удовлетворить их сердце.
Ключевым моментом обоих фильмов является «исход» в прошлое, оба едут в села, в которых выросли, оба когда-то давно бросили своих матерей. После встречи с матерью Прокудин падает у разрушенной Церкви и рыдает о своём жестокосердии. Борщов не застаёт мать в живых, точнее тётю, которая его воспитала. После чтения писем тётки, Афоня приходит к покаянию.
И там в его селе показывают огромный храм, поскольку в советское время это был единственный способ «намекнуть» и «подсказать» о том, ради Кого совершено покаяние, точнее перед Кем в первую очередь человек испытывает вину и Кто может дать покой сердцу.
- Читайте другие статьи этого автора:
- Правда ли, что Иисус Христос никогда не смеялся? Смех — грех для христиан?
- Карлсон сквозь «библейские очки»
Земная мать и Мать Небесная
В обоих фильмах выстраивается связь между матерью и Церковью. Их земные матери становятся проводниками к Матери Небесной, что и даёт им возможность «придти в себя», найти смысл и опору для жизни. Если бы они знали библейские слова:
«Оставляющий отца — то же, что богохульник, и проклят от Господа раздражающий мать свою» (Сир.4:16), то их жизнь шла бы иначе.
Дело в том, что православного богословия именно Церковь является архетипом человеческого материнства. Как говорил святой Киприан Карфагенский:
«Тот не может уже иметь Отцом Бога, кто не имеет матерью Церковь».
Плач Прокудина перед разрушенной Церковью можно истолковать не только как плач о земной матери, но и о Матери-Церкви словами Писания:
«Слава человека — от чести отца его, и позор детям — мать в бесславии». (Сир.4:11)
Прокудин и Борщов обесславили всех, потому и сами оказались в бесславии.
Иеромонах Ефрем (Метс)